Она сказала: «Он уже уснул!»,—задернув полог над кроваткой сына,и верхний свет неловко погасила,и, съежившись, халат упал на стул.
Мы с ней не говорили про любовь,Она шептала что-то, чуть картавя,звук «р», как виноградину, катаяза белою оградою зубов.
«А знаешь: я ведь плюнула давнона жизнь свою… И вдруг так огорошить!Мужчина в юбке. Ломовая лошадь.И вдруг — я снова женщина… Смешно?»
Быть благодарным — это мой был долг.Ища защиту в беззащитном теле,зарылся я, зафлаженный, как волк,в доверчивый сугроб ее постели.
Но, как волчонок загнанный, одна,она в слезах мне щеки обшептала.и то, что благодарна мне она,меня стыдом студеным обжигало.
Мне б окружить ее блокадой рифм,теряться, то бледнея, то краснея,но женщина! меня! благодарит!за то, что я! мужчина! нежен с нею!
Как получиться в мире так могло?Забыв про смысл ее первопричинный,мы женщину сместили. Мы ееунизили до равенства с мужчиной.
Какой занятный общества этап,коварно подготовленный веками:мужчины стали чем-то вроде баб,а женщины — почти что мужиками.
О, господи, как сгиб ее плечамне вмялся в пальцы голодно и голои как глаза неведомого полапреображались в женские, крича!
Потом их сумрак полузаволок.Они мерцали тихими свечами…Как мало надо женщине — мой Бог!—чтобы ее за женщину считали.
1968 Евгений Евтушенко
