Огромная капля неуклюже шлепнулась на стекло прямо перед Линкиным носом. Нос вздрогнул и Линка вместе с ним. Она уж несколько дней как облюбовала себе эту нишу у окна. Свернувшись клубочком на подоконнике, она обвивала вокруг себя бесконечный невесомый халат из каких то там диковинных овец, наблюдала за каплями и мечтала. Лежать в палате было решительно невозможно, а тут ей нравилось. Она волокла за собой толстый роман, растопыривала его на коленях. Роман создавал иллюзию занятости и к ней не приставали….особенно.
На протяжении многих лет она жила в бешеном темпе, работала, строила карьеру и создавала журнал свой уникальный, выходила замуж, трепыхалась там в замужестве, как рыба, выброшенная на лед, заходила обратно. Не заходила, а заползала даже, зализывая раны и кровоточа всей душой. Переживала-оплакивала смерть близких, потери друзей и то, что детей у нее быть не может.
А сейчас в нише окна в десятикилометровом коридоре огромной больницы, все казалось ерундой и мелочью.
И только мерзкая бумажка с диагнозом в папочке на тумбочке имела смысл. И Смысл этот был огромен и ужасен, непостижим никак, не влезал ни в голову , ни в сердце, не поддавался пониманию. И был несовместим с жизнью. С ней, с Линкой был несовместим….
Мысли начали цепляться одна за другую, тянуться , смешиваться и перетекать… детство, университет, переезд в Израиль…
В самом конце коридора обнаружилось какое то движение. Шум и возня там отвлекали, мешали смотреть на капли, оплакивать свою судьбинушку… Лина нехотя скосила глаза. Косить было не очень удобно, пришлось повернуть всю голову. По коридору размашисто шагал Демон. Лермонтова. Здоровенный такой, длинный, широкоплечий. Сзади при каждом шаге вздрагивали два огромный крыла дорогущего кашемира….Глаза горели, идеальная стрижка, гордость стилистов, чуть лохматилась на макушке. Он мчал , а за ним подобострастно трусили какие-то люди. Демон был неотразим!
«Надо же, как на Саню Дунаевского похож…» — чуть улыбнулась Линка.
Воспоминания детства завернулись огромной волной, готовые нахлынуть, обрушиться , взволновать, перенести в счастливые дни, но Линка вяло отмахнулась от них. У нее почти совсем не осталось сил, она их берегла и лелеяла, еще неизвестно что предстояло впереди….Вспоминать ничего уже не хотелось.
— Слышь, убогая, ты никак помирать собралась?! —
Саня насмешливо навис над ее спасительной нишей.
— Ой, Санька!!!! Это и правда ты? Откуда? Как…? — Лина вытаращила глаза и сдвинула брови, шелестела что-то невнятное. И даже головой потрусила — может бредит? Она всегда рядом с ним сначала немножечко терялась.
— Господи, от нее одни глаза остались!…Погибель, а не глаза. Черные, бездонные, под трепетными бровями…Ой, не смотриии… нельзя смотреть …! Погибель ведь, а не глаза. — Саня с виду был бодр и весел.
— Нет Гуревич, это не я. Это тень отца Гамлета. Прилетела к тебе поинтересоваться, как ты докатилась до жизни такой?! —
Саня ерничал и храбрился.
Линка смотрела на него во все глаза.
Ей вдруг стало ужасно неудобно, что она без макияжу там, волосы запхнуты в резинку черте как. Халат еще этот, размером с Тихий океан. И вот надо же…так встретиться, да еще с кем…. Она не сразу сообразила, что Демоном скорбным примчал именно он. И именно к ней.
Их вместе привели в первый класс. У нее были необыкновенные кудри — темно рыжие, сверкающие, блестящие, их хотелось потрогать. А еще огромнейшие бездонные шоколадные глазищи. И малюсенькие ямочки. Ее мама — необычайно красивая — попросила его присматривать за ней. И он всю жизнь держал слово.
Для нее Он был самым красивым мальчиком на свете. Он был всем — подружкой, братом, сотоварищем. Лучшим другом. Он не выдавал ее секретов и никому не позволял ее обижать. Он сто лет прожил у них дома. Сьел тонны три бабушкиных пирожков и вагон вишневого варенья.
Он таскал ее по городу, когда разводились родители, катал на каруселях и кормил мороженым. Он решил за нее экзамен по физике и бросил в нее этой бумажкой. Бумажка с решениями пролетела мимо и шлепнулась на пол, прямо под ноги учителя. Пожилой интеллигентный педагог «не заметил», поднял и подал ей ее шпаргалку со словами : » кажется, это Ваше»…
Она видела его необыкновенным и он становился таким. Она восторгалась его умом и способностями, рядом с ней у него всегда все получалось. Она лечила его сбитые коленки и решала математику ничуть не хуже его самого. Она была для него своей в доску. В годы шальной юности, когда все перепивались и сваливались штабелями, она с Леркой весело шла мыть посуду. Потом растаскивала их младые трупы. Прятала для него в недрах холодильника спасительное пиво на утро. Потом очень звонко и правдоподобно врала его матери. Лине его мама доверяла беззаговорочно. Лину, единственную из всех, она обожала.
Он думал что влюблялся, страдал, изливал ей душу. Она много лет слушала. А потом взяла и уехала.
Он уже практически здорово научился жить без нее. Все всем доказал, урвал, заработал, повоевал даже чуток, так вышло. Дом построил, деревьев насажал — целый парк. Усилием воли , нечеловеческим надо заметить, научился не вспоминать эти ее глаза-блюдца, обьезжая десятой дорогой ее дом. Даже Красавицу персональную себе завел. 19 лет от роду и красоты сногсшибательной прямо. Только примерно через неделю красавица бесить его начала, да так, что он давеча вилку обеденную в рулет скрутил. Слушал, улыбался, кивал, а сам пальцами аккуратненько столовое серебро, как салфетку, заворачивал. Хорошо, что только вилку. А потом схватил телефон, ответил на звонок….и все. Жизнь рухнула. Или началась заново, черт ее знает.
— Линк, ну ты чего тут… —
Санька, как кит, выбросился на берег. Обрушил себя на хлипкий стулец у Линкиного окна.
— Да так , видишь, получилось…А ты как узнал то? Я ж никому не говорила…
— Ха, ты себе даже представить не можешь, до чего мал этот мир…Твой редкий диагноз обсуждали по скайпу светилы разные, с амерликанцами, меж прочим, обсуждали. Из Бостона. А там у них очень важное медицинское светило — а ну, угадай кто? Гарик Аганесов из «а» класса. Он тебя по фотографии и описанию узнал….ну сразу и позвонил…
— Господи, так теперь все наши….- Линка трусливо втянула голову в плечи.
— Спокуха, только я и Гарик…мы своих не сдаем. А где …а помнишь…а это……
Беседа тихонько текла своим чередом, они то вспоминали, то говорили об ужасных серьезных вещах. Да и начали то с того, о чем не договорили когда-то.
И будто не было этих 25 лет, огромного куска жизни, расстояния в тысячи километров, средиземноморского менталитета и украинской войны.
Они уже обсудили тыщу тем, но все никак не могли наговориться.
— Слышь, бестолковая! А как тебя угораздило эту гниль подцепить?
— Ты про болезнь или про мужа?
Они всегда разговаривали именно так. И понимали друг друга с движения брови.
Он заржал.
— Обоих…
— Не знаю я…как думаешь, я быстро умру?
— Ага, сто лет — это ж быстро! Ерунда по сравнении с вечностью!
Я тебе умру! Смотри у меня!
Самая угрожающе качал огромным кулачищем перед ее носом. Она смешно носом дергала — нюхала его запах. И кидала в него маленьким мохнатым мячиком. Он не уворачивался специально. А когда она засыпала, он пристраивал мячик возле ее руки. Чтобы ей удобно было потом в него кидать.
Они так долго разговаривали, что она заснула совершенно. Пригрелась у огромного родного плеча и задрыхла. И впервые за много лет улыбалась во сне. Он отнес ее на кровать, заботливо подтолкнул одеяло и взял папку, как в прорубь нырнул.
К цели своей Саня всегда шел с упрямством носорога. Если надо было, сшибал все на пути. Сейчас он вознамерился пройти сквозь Линкин диагноз. Он открыл волшебное нутро лептопа и просто решил, что это такая работа… А с работой он справлялся всегда.
Через полтора года…
Они купили квартиру на сто каком-то там этаже у моря. Огромную светлую, с балконом по периметру. В середине этой сказочной жилплощади, на которую они с Саней весело угрохали почти все свои деньги, помещалась шикарная кухня . На новейшей плите булькали и пыхтели кастрюли и кастрюльки, шкварчали сковородки. К ним опять приехали заграничные гости. Да не какие нибудь там, а самые родные. Тот самый медицинский светило Гарик, который в пылу боев за ее спасение умудрился с разбегу жениться на ее любимой московской сестре. Она как раз подоспела, как Красная кавалерия в конце фильма, разгневанная насмерть, что ей ничего не сказали. Взяла на себя всю теоретическую часть и изучение медицинской литературы. Вот на этой почве союз и возник. Международный.
Волосы у Линки отросли немножко, и теперь она была похожа на всех француженок сразу — стильная, прозрачная с озорными завитками на шее. Она орудовала на кухне с мастерством индийского факира, параллельно обьясняя сестре с мужем куда ехать, и сотрудникам на работе — куда им сходить . С недоделанным номером ее любимого журнала.
Саня , в измятой донельзя байковой клетчатой рубахе, сверкал голливудской улыбкой и не мог на нее насмотреться. С тех пор, как в нише больничного окна он увидел ее — маленького воробышка, и тоненькую ее лапку, из которой торчала под мохнатой наклейкой страшная игла, он встал на тропу войны. Через эту иглу болезнь отнимала у него Жизнь.
И Его Лину.
А он своего никому не отдавал!
Он вдруг совершенно отчётливо понял — вся жизнь начнется только сейчас. Что-то сбилось раньше, пошло не так, а сейчас все встало не свои места. И он успел! Он смог. Он продал все-на-свете, и смог таки ввести ее в какое-то наипередовое исследование, он написал практически докторат по онкологии, он был донором, сиделкой, нянькой, тренером. Ог готов был быть хоть чертом. И Он Победил.
-Але! Вон, у Вас, мадам, аврал на балконе!Космос- я Земля! Слышь, убогая!
Линка с телефоном у уха в ответ швырнула в него кухонным полотенцем. Он с хохотом увернулся и, пробегая, ущипнул таки ее за попку.
Его могучую фигуру, подвязаную кухонным игривым фартушком с фривольным рисуночком, украшали две симметрично торчавшие бутылочки с детской смесью. Наследники дышали воздухом на их сказочном балконе, стоившем сказочных же денег. Гордый папаша в бодром галопе мчал на зов души — голодный Миня орал, как иерихонская труба. За ним собирались вступать скрипки, сестра Маня ворочались и разминалась.
— Вырабатывает командный голос! — восторженно обьяснял Саня.
— Орет, как резаный! — без обиняков поправляла Лина. — Весь в папашу!
Пробегая в сотый раз по периметру, тонюсенькая, она подхватила обоих близнецов одновременно, и еще умудрилась любовно пнуть под зад зазевавшегося у футбольного экрана мужа.
Гости уже шумели на лестнице и колотили в двери…
Кастрюли булькали и мясо шипело…
А далеко внизу плескалось и шуршало теплое море…
Жизнь, как ни странно, только начиналась…..
Автор: Алена Баскин
