«Машка Каллас…»

854

— Тьфу ты, зарраза! Опять она здесь! — услышав резкий «каркающий» крик охранника, Машка сжалась и попятилась.

Каждый вечер, с тех пор, как хозяева выставили ее из машины на улицу, со словами: «Может кто-то подберет…», она прибегала к облюбованной помойке, за рестораном, где, хотя бы один раз в день, Машка могла что-нибудь поесть.

Она никогда ничего не просила у людей — пару раз ее пнули так, что боль в ребрах не давала даже толком дышать, не то что есть… Поэтому, найденная «бесхозная» помойка была ее лучшим «приобретением» …

Косясь на хмуро смотревшего на нее, но не выходящего под мелкий дождик, «охранника помойки» (как считала Машка), она сделала крюк по двору, и зашла с другой стороны.

«Косточки…», — сглотнула слюну Машка, и потянула «сладкий» пакет…

— Друг мой!… Ах, да ты дама!… Не унижай себя отбросами… Мы — это то, что мы едим…, читаем…, музыка вокруг нас…, — раздался рядом приятный баритон, а прямо к ее носу был протянут бутерброд с умопомрачительно пахнущей колбасой.

Машка подняла удивленные глаза и провыла: «Спасииибооо», импозантному седовласому мужчине с тростью. Он, улыбаясь, приподнял шляпу:

— Ах, какая терция!!! Вы, мадемуазель, могли бы блистать в нашем театре!

Машка, завиляв хвостом, ни слова не поняла из того, что сказал этот чУдной человек, но быстро, даже не разжевывая, проглотила угощение и потрусила вслед за ним, до большого красивого здания, с мраморными колоннами…

Она ждала его несколько часов, спрятавшись за одной из них, совершенно не понимая зачем это делает… «Ну дал вкусной еды…, — рассуждала Машка, — сказал добрые слова…, ласково смотрел…, и что …, он сам по себе, я сама по себе»…

Но уходить, не увидев его вновь, почему-то не хотелось…

— Абсолютные лентяи, лодыри и бездари!!!, — Машка встрепенулась, — ее человек вышел вместе с другом, раздраженно размахивая руками.

— Лев Наумович, вы слишком требовательны…, — успокаивал Машкиного человека, собеседник.

Машка высунулась из-за колонны и еще раз провыла: «Спасииибооо» … Лев Наумович резко развернулся, подбежал к ней и, обличающе ткнув в Машкин нос, сказал:

— Вот вам – Мария Каллас!!! Вот тембр, абсолютный слух и исполнение!!!

Машка растерянно хлопала глазами — ее бывшие хозяева орали и кидались в нее тапками, когда она пыталась петь, а Лев Наумович, невзирая на ее грязную и мокрую шерсть, обнял собаку, прижал к себе и горячо заговорил:

— Пойдем, ма шери, покажем этим разгильдяям, что значит настоящее пение!

Вся труппа оперного театра, в изумленном молчании, смотрела на уличную бродяжку, которую вывел на сцену концертмейстер — Лев Наумович.

— Первую партию!, — крикнул он, и тут зазвучала «Травиата» Дж. Верди

Машка, окунаясь в прекрасные звуки, закрыла глаза и начала подпевать… Весь мир вокруг нее замер…, боль, голод и холод ушли…, она пела о любви, счастье и теплом доме…

Когда музыка стихла, потрясенные люди, сначала робко, а потом все сильнее начали аплодировать ей.

— Ты великое Чудо, — растроганно прижал Машку к себе, Лев Наумович, — я прошу оказать мне честь называть тебя моей воспитанницей…, и…, если вы не против, моя Каллас, пойдемте домой — нас ждут Прокофьев, Пуччини, Чайковский и Моцарт…

Автор: Яна Мартюшова

Загрузка...