-А ты меня видишь?!!
В этом я не была уверена, хотя и нашла в себе силы пробормотать «Как вы тут очутились?..» Глаза застилал туман, горло саднило, голова раскалывалась. И логично мыслящая девушка сразу бы поняла, что старичок в чистой холщовой одежде на кухне — просто галлюцинация, симптом высокой температуры… Особенно если учесть, что ростом он был сантиметров в тридцать… «С локоток, — мелькнуло в голове. — Это просто невозможно увидеть!»
После чего, будучи девушкой нелогичной, кивнула, и начала оседать, съезжая по стене.
— Ну, ты это… девка… не вались, — захлопотал старичок. — Сейчас чашечку отвара с медом, пару заговоров… Жар у тебя. Ты глаза-то не зaкрывай!
И я их тут же зaкрыла. Было даже облегчением осознать, что все рассыпалось — и я тоже. Кто это выдержит? Новая работа, где никто об меня, как говорится, не споткнется, даже если усядусь на пороге… Разрыв с человеком, которого я считала… В общем, неважно. И вот еще грипп…
Моих ноздрей коснулся чудесный аромат. Глаза пришлось открыть. Старичок держал передо мной чашку вполне человеческого объема с жидкостью, пахнущей медом и цветами… Я моментально в дyше уменьшилась до размеров третьеклассницы и снова почувствовала, как это приятно — не ходить в школу и быть объектом заботы. Позабытое счастье…
— А вы кто?..
— Домовой. Новосел я… У тебя тут свободно было. Ты меня и заметить-то не должна, люди домового не видят. Одна ты такая дефективная, — жалостливо бормотал новый жилeц.
Я не знаю, что было в том чае. Но, чувствуя на щеках благодатные слезы, рассказала старичку все, что меня мучило и терзало в последние месяцы. Как холодны со мной на новой работе, как мне не повезло в любви… Как жалко, что жизнь кончилась… Вот уж не думала, что становится легче, когда какой-то суперкарлик гладит по головке и называет то «бoлeзной», то «непутевой». Но спала я спокойно, а утром проснулась отдохнувшей и здоровой.
Домовой, представившийся Василием, проводил меня до двери и заверил, что за домом и скотиной присмотрит, чтобы я была уверена. «Какая скотина?» — запоздало улыбнулась я, поворачивая ключ в двери.
На работе все было как всегда — особая, наполненная негромкими голосами и шорохом бумаг банковская тишина, мой послушный компьютер и подчеркнутая отстраненность коллег. Но мне было хорошо, работа ладилась, и в перерывах я не без удовольствия думала, как много задам вопросов Василию вечером и даже пыталась сформулировать их поумнее… Хотя, наверное, он не существует, и все это бред инфaнтильной выпускницы Плехановки, захотевшей вернуться в детство.
А он существовал! Похожий на куклу из театра Образцова старичок в удивительно чистой одежке, с белоснежным венчиком вокруг лысины и ясными голубыми глазами. Я бросилась разогревать ужин, а он снова заварил свой чай, пахнущий медом, цветами и чем-то еще — родом из моего детства и пригородных садов.
— Я те помогу, — солидно говорил он, попивая чай из блюдечка. — Тока не со всем сразу, все сразу никто не одолеет.
— Перво-наперво мы с тобой пироги печь научимся! С капустой, картошкой, визигой.
— Ну кто сейчас ест с картошкой? И эта… визига?..
— Визига от седых волос и тоски зимней! Не перебивай…
Почему-то ужасно не хотелось расстраивать Василия. И было так хорошо и спокойно дремать под его речи…
— Ты, девка, слушай, а не то мне повторять придется! — вывел меня из приятной расслабленности домовой. — Пироги нынче затеешь, чтобы часам к четырем тесто подошло!
— Я в четыре на работе буду.
— Я про ночь говорю… До свету встанем, я те помогу.
— Да как же! И визиги нет!
— Я тут пошарил в леднике. — Василий указал на холодильник. — Рыба есть мороженая, а в шкафчике варенье. Будем делать из того, что есть. Но я начала хлопать дверцами шкафчиков, осознавая смысл позабытого слова «сусеки».
Почему-то просто ослушаться Василия мне не приходило в голову.
Хорошенько вымесив тесто под аккомпанемент его замечаний («Ты, девка, руки-то потри одна об другую, чтоб согрелись, холодными не меси!»), я наконец начала готовиться к короткому, до четырех утра, сну.
— А тебе где постелить, Василий?
— А я тут, за занавесочкой! — показал он мне уголок у окна. Возле батареи стоял маленький сундучок и прямо на полу лежало чистенькое редкое полотно грубоватого плетения. «Рядно», — всплыло в памяти название никогда не виденной материи.
— Мне тута тепло, как у печки, — с довольным видом сообщил домовой, по-хозяйски поправляя скудную постельную принадлежность. — Что у тебя хорошо — чисто везде.
— Да кому тут мусорить, — не упустила я случая расцарапать душевные рaны.
— Не тоскуй, я сказал, все решим по очереди, — авторитетно заявил Василий, разглаживая рукой рядно, на котором и так не было ни одной морщинки. — Иди, выспись как следует!
«Ага, здоровый сон на четыре часа,» — про себя дерзила я домовому. Но поплелась в спальню и заснула как yбитая.
Оказалось, что в четыре часа легче встать, чем в семь… Было как-то по-особому тепло на кухне, когда тщательно слепленные под руководством домового пирожки начали золотиться в духовке. Потом поплыл аромат… И почему это я решила, что не могу завтракать по утрам? Как можно идти в холодном ноябре на работу голодной? Пирожков было много, и мы с Василием гоняли чаи до последней минуты.
Шли недели, я освоила шанежки с салом, курник, гречку с луком, разварную картошку, посыпанную чесноком с лавровым листиком, суп в чугунке из духовки… Любимые блюда домового. Я вообще заметила, что он оживает и веселеет, когда я хлопочу у плиты. И наоборот, становится скучным и вялым, если плита холодная. При этом сам ест очень мало, скорее ценит то, что домашний очаг светится… По характеру он напоминал добродушного боцмана в отставке — любил чистоту, порядок, умел покомандовать, но и поговорить по дyшам, совершенно не принуждая к откровенности. Это я сама выбалтывала ему все, что было на сeрдце.
Но, может быть, благодаря его тихому участию и здоровой, вкусной еде мне довольно легко удалось пережить жуткий аврал на работе, когда все мы по десять часов в день обрабатывали бумаги и начисляли проценты. Напор клиентов ослаб только к концу года, и мы дружно вздохнули. И вот тогда-то ко мне подошла заведующая отделом и сообщила, что есть идея собраться… Что-то вроде девичника… Вот только уточнят, у кого — у Светы или Кати.
— А давайте ко мне, — неожиданно для себя предложила я. — Испеку пирожков с визигой…
— О! — подняла изящную бровь заведующая. — Чудесная вещь! Предохраняет от ранней седины…
У нее что ли тоже домовой живет?
…Пирожков было три сорта: с той самой визигой (поиски на рыбном рынке были на удивление недолгими), с жареной капустой и кокосом. Мы пробовали принесенные гостьями салаты, сплетничали, демонстрировали косметику и хихикали, как тинэйджеры. И я даже не удивилась, когда распахнулась дверь и ввалился Василий с крошечной гармонью и криком:
— Девки, чего не поете?
Никто его, разумеется, не видел и не слышал. Но Света тут же воскликнула:
— А давайте споем!
И мы с энтузиазмом проорали «Тонкую рябину» — раза в два быстрее, чем положено, потом «Круто ты попал на ТВ» и даже «I think I Love You», причем, куда громче, чем Мэрайя Кэри…
А через месяц мы собирались у Кати, и там я познакомилась с ее братом. Он меня проводил, а потом начал встречать у банка. И однажды зашел попить чаю с пирожками. Конечно, мы начали целоваться еще до чая. И я про себя горячо пожелала, чтобы это никогда не закончилось. Только бы он не отпускал меня и не перестал целовать…
Он тут же отпустил и перестал… И, глядя поверх моей головы на дверь, спросил:
— А кто это заглянул сейчас? Беленький, с локоток?
— А ты его видишь?!!
Наши близнецы его тоже видят. И мальчик, и девочка. Василий это заметил первый и страшно обрадовался. Он сразу отверг идею найти няньку и сам занялся воспитанием нового поколения. Они его пристрастили к Интернету и компьютерным играм, а он научил их плести корзинки и вырезать ложки из дерева. Летом обещал показать, как печь пирожки с черемухой… Меня он после свадьбы стал звать молодкой, и в «девках» теперь ходит моя дочь. По вечерам мы собираемся на кухне и не можем наговориться. А Василий частенько повторяет, лучезарно улыбаясь:
— Повезло мне с вами, дефективные! Кабы не вы — так бы и спал на голом полу!
Автор: Интернет
