Увидев ее впервые лет пять назад, я решил, что актриса. Или художница. Яркий плащ, губы накрашены, шла в туфлях на высоких каблуках – хотя уже была грязь и поздняя осень. И темные очки – хотя солнца никакого вообще.
Она загадочно улыбалась, что-то было в ней от блоковской Незнакомки. Только проводив ее взглядом, заметил: моя прекрасная дама идет на каблуках не очень уверенно, чуть покачиваясь.
Хм, подумал я, интересная дама. Но отчего же покачивается?
Спустя несколько дней мы столкнулись уже в магазине у дома. Она прижимала к груди несколько банок – то ли пива, то ли еще какого бухла. Причем, это было с утра.
Ясно, подумал я, отчего дама покачивается. И зачем ей очки.
Потом встречал ее много раз. Мы даже стали кивать друг другу любезно, хотя имени я так и не узнал.
И она всегда шла очень гордо, с разговорами не приставала, всегда хранила эту загадочную полуулыбку. И всегда в темных очках.
В магазин и обратно. На каблуках и в помаде. Всегда только одна. Никаких пьяных спутников, никаких собутыльников.
Гордое одиночество.
И мне очень нравится эта дама. То есть мне не слишком нравится, что она бухает с утра, но я ей не брат, она сама выбрала эту особую жизнь.
И я не знаю, что там у нее в прошлом, какие трагедии.
Но мне нравится, что даже за бухлом в «Пятерочку» она наряжается. Всегда каблуки, всегда в алой помаде. Она не может выйти на улицу чорт знает как, она ведь женщина, кажется, в прошлом даже красавица.
Настоящая русская женщина и за пивасом наутро идет будто на свидание или в театр. Наша женщина до финала останется женщиной, до последней черты. Хотя впереди уже ничего, а кругом лишь руины прежней жизни, тлен и мертвые листья.
