Вставай
Как-то мы с Кузьмичом заговорили о разных видах помешательств. И он тогда рассказал мне эту жуткую историю.
Зоя Петровна приходилась Кузьмичу дальней теткой. Женщина всю жизнь прожила для себя. Работала в конторе, перекладывала бумажки с одной стопки на другую. Сходилась с разными мужчинами и всех четверых похоронила. Пару раз была беременна, но, то муж непутевый, то спина от непосильного сидячего образа жизни болела, в общем, делала аборты. А потом, когда кинулась, более не смогла иметь детей, убивалась так, что в церковь бегала — каялась.
Четвертый муж, хоть и стар, но обеспеченный был, добра нажил немало, а родить она ему никак не могла, да и расписываться с ней ему дети старшие запрещали. Так он и умер внезапно, а Зое ничего не досталось. Ей уже шел четвертый десяток, а мужики пятой дорогой обходили – боялись. И тогда Зоя стала думать о своей старости. А тут надо же сосед силы не рассчитал, заколотил свою жену насмерть. Его в тюрьму, а детей в детдом. Вот и прихватила Зоя младшенькую Ниночку для себя.
Нине шел второй год, но девочка уже была умной, самостоятельной не по годам. Зоя Петровна была очень довольна сложившейся ситуации. Ведь из детдома дитя брать рискованно, мало ли какие там гены проснуться. А тут соседи свои, знаешь людей, мать Нины была забитой тихой женщиной, а отец только по пьяни лютовал и то не всегда.
Нинулю полюбила вся ближняя и дальняя родня. Красивая девочка выросла, женихи так и вились вокруг неё. Да и на характер она выросла покладистой, скромной, трудолюбивой. Даже богатые к ней сватались. Но Зоя Петровна всё брюзжала, этот худой, тот косой, там свекровь негожая. Да и Нинулю отчитывала, ты посмотри на себя, приданное то пару старых трусов и котомка. Придешь в семью мужа, и будут заставлять все их трусы стирать и ноги им целовать перед сном. Дескать, взяли сиротку, дочь уголовника, сестру детдомовцев. Это я тебя не попрекну, с пеленок подняла, а люди чужие, ой, какие лихие и гнилые бывают. Я то знаю, я жизнь прожила. А ты слушай.
Учительница химии так хотела, чтобы Нина поступила в мединститут, у ней навыки были. Умная, внимательная, заботливая. Да Зоя Петровна побоялась слишком далеко дочь отправлять, всё ворчала:
— В институт да с нашим рылом? Ты посмотри на себя, сколько я просила Аллу Геннадьевну русский твой подтянуть. Да она из уважения ко мне, четверку рисовала, через пятёрку. В мединститут идти поступать – позориться только. Вон есть курсы медсестер, туда хотя бы поступить, хотя туда…И то не факт.
В итоге Нина стала медсестрой и старой девой в придачу. Не успела Нина окончить колледж, как Зоя Петровна стала болеть по каждому поводу. О своем бронхите она рассказывала, как об очень ужасной болезни, мешающей ей жить. И так глубоко хрипела на людях, что даже лицо краснело. А Ниночка бегала и крутилась возле матери с горчичниками и очередной микстурой. Мы — то все понимали, что это симулянство, вот только когда пытались открыть глаза Нине, она очень оскорблялась. Ведь мать вырвала её из рук страшного детдома!
Как к Зое Петровне ни придешь, то видели её за очередной процедурой. То ножки в тазике с травами парит, то тело её обтирают специальной мазью. Это же бронхит! Такая тяжелая болезнь! Целая полочка была усеяна таблетками и микстурами от бронхита и от других похожих заболеваний. Инструкции строго соблюдались. Один раз я застал Нину, которая в ажиотаже крутилась на кухне, стараясь скорей начистить картошку. Оказывается, мать приняла таблетки, и они забыли, в инструкции же написано, что после принятия через два часа желательно поесть. Это для других желательно, а для Зои Петровны — обязательно, она же пожилая, вся больная, у нее высокий риск побочных болезней.
Я несколько раз пытался достучаться до совести Зои, но бесполезно, уж очень она себя любила. Мать продолжала и дальше нещадно эксплуатировать дочь. После я пытался достучаться хотя бы до разума Зои, раз на дочь плевать, то о своем здоровье задуматься стоит. Принимать столько таблеток и микстур вредно ведь. Но Зоя обижалась, уж очень сладка роль больной жертвы, а вот родные – сволочи — не понимают. Эта роль видимо настолько сладка, что начисто отшибает голос разума. А может это на мозг уже стали сказываться побочные влияния медикаментов. Вскоре бронхит перешел в астму, прибавились проблемы с сердцем и со всеми органами. Зоя Петровна получила заслуженную инвалидность.
Боли и хрипы уже не могли снять привычные лекарства, просто организм привык и не реагировал. А я ведь об этом предупреждал, советовал заняться спортом, закаливанием, но это же ей самой надо шевелиться. Проще было лежать и открывать рот очередной чудо -таблетке и надеяться, что она поможет. Все деньги стали уходить на лечение Зои Петровны, вскоре Нина погрязла в долгах. Молодая женщина ходила в обносках и сгорбилась словно старушка. Все разговоры Нины сводились о болезни матери и где достать ещё деньги, ведь вышло новое лекарство, стоит правда дорого, но оно же может помочь! Зое Петровне и семидесяти не было, как Нина уже кормила её с ложечки и вытирала попу.
Иногда Зоя ложилась в больницу, но оттуда она быстро выписывалась под расписку, страдая от неудобной кровати и черствости врачей. Пока не было дочери, мать вполне могла есть сама, даже спускалась с пятого этажа, чтобы прогуляться с соседкой до магазина. А когда появлялась дочь, тут же становилась немощной. Я предупреждал Зою, что эти игры и стоны добром не кончатся. Нина забыла, когда в последний раз брала отпуск для себя, всегда уходила по уходу за матерью. Забыла когда высыпалась, ведь Зоя днем могла выспаться пока дочь на работе, а ночью непрерывно стонать и вопеть, какая она несчастная и больная.
В общем, угодила Нина под машину, то ли в тумане не заметила, то ли так спешила перейти дорогу, пока не закрылась аптека. Вины водителя в том не было. Похоронили её родственники за свой счет. А Зоя отказывалась верить в то, что дочь умерла, кричала, чтобы открыли гроб, что это неправда! Не могла Нина её бросить! Не смеет она так с матерью поступать! Дом отобрали кредиторы, а Зою определили в стардом. Вот там- то она и хлебнула горя.
Стардом располагался рядом с кладбищем. Ухода не было никакого, и хронически лежачая Зоя Петровна тут же превратилась в ходячую. Вот тогда она и помутилась рассудком окончательно. Кузьмичу постоянно звонили с стардома и с милиции из-за выходок Зои Петровны. А выходки эти были жуткими. Едва поев, старушка семенила быстрыми шажками на кладбище. Прибегала на могилу дочери и буквально, расшатывала и рвала оградку и кричала в истерике:
— Вставай! Вставай! Не сметь лежать, пока мать болеет! Знаешь, доченька, как надо мной здесь издеваются, как я здесь страдаю. Как же ты можешь лежать и прохлаждаться, когда мне здесь так плохо, даже лекарства не дают, давление не меряют! И знаешь изверги, как плохо кормят, а мне же усиленное питание нужно. Вставай, давай, пошутили, и хватит, вставай доченька, заклинаю тебя! Вставай!
Однажды ночью она опять убежала на кладбище и попыталась разрыть могилу дочери. Её перевели в другой стардом — для психически больных, которых насильно привязывали. Никто из родных не хотел её навещать. Зоя изрыгала страшными проклятиями и звала Нину, и на полном серьезе просила разрыть могилу дочери и привести её сюда. Ведь не смеет дочь умереть и бросить мать.
Однажды ночью Кузьмичу приснился сон, то ли это была явь. За двором стояла Нина, только уже не сгорбленная и даже помолодевшая. Она сказала, что мама сегодня умрет, и у нее — одна просьба, похоронить её на другом кладбище.
В тот день Зоя Петровна действительно умерла. И Кузьмич сам распорядился, чтобы Зою похоронили на другом кладбище, а не по соседству с дочерью, как настоятельно хотела сама усопшая.
Автор Галинадар
